Первоначально Моринер полагал, что его направят к мирным дожидаться результатов операции по прорыву оцепления и уничтожению артиллерии даркирийцев, но, как оказалось, командование сочло, что он может пригодиться непосредственно на поле сражения. На специально выделенную форму надежды не было - неприятель все-равно не делал разницы между военными и гражданскими. Но и отступать перед лицом опасности, ссылаясь на свою должность, было бы поступком низким и недостойным в сложившихся тяжелых условиях. Нет, он должен был быть вместе со своим классом, как когда-то на тренировках по боевой подготовке, совместными усилиями преодолевать препятствия и пробиваться вперед, не взирая ни на что. Вот только цена за ошибку теперь была значительно выше.
Юный журналист четко понял данные ему распоряжения. Над головами солдат свистели пули и разрывались снаряды, почерневший от грязи и крови снег премерзко скрипел под промокшими ногами, грохот пушечных и танковых выстрелов смешался в единую душераздирающую какофонию ужаса и смерти. Под прикрытием танка, проваливаясь по голень в сугробы, ничего толком не понимая, он поспешно следовал вперед, за Азариной.
Внезапно боевая машина впереди содрогнулась от страшного удара, ненадолго замедлилась, будто пытаясь перебороть собственную боль, а затем снова, через силу, двинулась вперед. Новый взрыв, вспышка яркого света, на мгновение осветившая их напуганные лица, дождь из осколков металла и здоровых комьев снега смешанного с землей. В следующую секунду со всех сторон по единой команде засвистели пули. Часть из них зацепила Азарину, но та продолжила уверенно бежать вперед, будто бы ничего и не произошло. Душа Моринера замерла в ужасе, но тело автоматически решилось двигаться вперед. Первые очереди выстрелов угодили прямиком в магический щит - с каким-то звонким эхом искореженные пули упали на снег под ногами. Но вслед за этим послышался звон разбитого стекла - заклинание израсходовало свою мощь и рассеялось в воздухе, оставив журналиста без всякой защиты. Время будто замедлилось для него, на то короткое мгновение дав сполна насладиться ощущением собственной беспомощности. Он прекрасно догадывался, что не успевает, но ничего уже не мог поделать. "Может, я хоть ненадолго отвлек их на себя?"
Прицельный огонь даркирийских снайперов на сей раз пришелся точно в цель. Моринер снова услышал знакомый свист, а затем ощутил как пули, без труда прошив легкую защиту, вонзились в его плоть. Издав непроизвольный, похожий на уханье звук, журналист завалился на грязный снег. Сознание его быстро угасло.
Он пришел в себя немногим позже, когда исход сражения уже был практически решен. Кто-то оттащил его поодаль от смертельно опасной точки. Имир, находившийся неподалеку, колдовал лечебные заклинания над другими ранеными. В очередной раз за последний год журналист неуверенно попытался подняться и осмотреть собственные ранения. Свежий северный ветер немного привел его голову в порядок. Где-то вдали виднелись яркие огни, чуть рядом в небо поднимались столпы черного дыма. Были ли это Иллит, вражеская артиллерия, какова судьба мирных и раненых - все эти вопросы снова вернули его к жизни. Да, несомненно судьба предоставила ему еще немного времени промучиться в этом ужасном мире. На короткое мгновение Моринер даже пожалел, что не погиб.
Вскоре им вновь командовали отступать, и сквозь боль и усталость он последовал за остатками батальона. Тщетно, заглядывая в лица солдат, он надеялся увидеть в них нотки надежды - лики их, как и его собственное, были мрачнее ночи и не выражали ничего хорошего. Бегство их продолжалось, казалось, целую вечность, а противник все не уступал, намереваясь беспощадно истребить всех без разбору выживших. Весть о том, что они смогли наконец выйти из окружения была воспринята Моринером с исключительным восторгом. Но уже вскоре совсем другие новости, пересказанные в наспех сооруженном лагере, вновь очернили всеобщий настрой. Как ни готовился он к суровым реалиям войны, в жизни они все-равно превысили все возможные ожидания. Журналист не был знаком с другими классами первого курса, но все-равно ощутил, как будто вместе с их гибелью он сам лишился чего-то родного и знакомого. Ничего уже не будет по-прежнему.
И еще одна неприятная мысль продолжала гложить его похлеще болей от полученных ранений - ему ведь придется написать обо всем этом, не только повторно переживая все ужасы той январской ночи, но и выставляя их в положительном свете. Сама мысль об этом обжигала душу юноши холодом, но он твердо решил не отступать от избранного пути. Хотя бы в честь памяти о падших в Иллите.